День учителя - Страница 2

Он лежал в своей кровати, в Москве, на улице Красного Маяка, и тискал жену, которая, вовсе не желая просыпаться, недовольно мычала. Восторг сменился отвращением и даже страхом. Перестав подвергаться домогательствам, жена засопела. Можно было вздохнуть с облегчением и задуматься. «Не назвал ли я Ирку ее именем?» Это была первая мысль, пришедшая в голову. Он тут же сообразил, что страстно отдававшуюся ему во сне нимфу действительно знает, зовут ее Катя Смирнова и она ученица из 11-го «А». Стыдно не было, эта школьница уже настолько сформировалась, что он частенько замечал за собой, как на уроках принимался мысленно раздевать девушку. Впрочем, и не ее одну. «Какой потрясающий сон!» — была следующая мысль. Он попытался вспомнить его начало, но это было уже бесполезно. Что-то смутное — не то поездка на конференцию, не то студенческий лагерь или археологические раскопки. Сон ускользал, и в памяти оставался уже только финал. «Надо же, как достоверно — и запахи, и вкус, наверное, если бы не темнота и цвет был бы». Он знал, что цветные сны — нехороший признак, но сейчас внутренне посмеялся над этим. Вспомнилась давно прочитанная газетная статья — какой-то мужик регулярно записывал содержание своих снов, а его жена нашла эти записи и обнаружила, что ему снятся сны с продолжением, где у него другая семья, большая любовь… В общем, иная, параллельная жизнь. «Человек проводит во сне треть жизни, и, судя по сегодняшнему сну, эта треть иногда намного интереснее, чем остальные две трети». Это опять была мысль, и она пришла ему в голову, когда он услышал храп жены. «И как это я сразу не понял, когда нас кинуло из-под душа в кровать, что это сон? Вот так и случаются поллюции». Он повернулся, приподнялся на локте и всмотрелся в будильник, стоявший на стуле. Было почти пять, спать оставалось еще час, и он подумал: если сейчас получится уснуть, то, возможно, удастся вернуться в лагерь-гостиницу и дотрахать Катюшу Смирнову. Зажмурив глаза, мужчина начал представлять себе полумрак и аппетитную женскую фигурку, но сон ускользнул. Вспомнилось, как в детстве мама советовала ему, если приснится что-нибудь страшное, перевернуться на другой бок, и тогда обязательно приснится что-нибудь очень смешное. «Надо же, я когда-то смеялся во сне!» Теперь он поступил наоборот — вспомнив, на каком боку проснулся, повернулся на него. Заснуть никак не удавалось. Растревоженная приставаниями жена, наверное, увидела во сне что-то неприятное и теперь упорно спала на другом боку. Ему приходилось засыпать лицом к лицу с ней, ощущая выдуваемый ее ртом несвежий запах и слушая почти вплотную раздававшийся храп. Он постарался дышать не синхронно с ней, посвистел. Была даже мысль зажать жене нос пальцами, но побоялся разбудить. Наконец он накрылся одеялом с головой. Было душно — терпел. В голову лезли какие-то посторонние мысли, которые не позволяли сосредоточиться на воображаемых сиськах и попе зрелой ученицы выпускного класса. Зачем-то он начал размышлять о том, как у него пахнет по утрам изо рта, учитывая, что там давно руины и во время последнего посещения врача ему стали навязывать коронки. «Предложили поставить семь штук. Откуда взять такие деньги?! А ведь мне только двадцать пять. Впрочем, зубы у меня всегда были плохие. Вероятно, генетическое что-то…» Вспомнилось, как восемнадцатилетним он в очередной раз пошел к зубному, и толстая немолодая врачиха, поставив ему пломбу, велела, сидя на банкетке, не закрывать рот, а сама посадила в кресло следующего. Это был пожилой мужчина, который честно признался, что у него хорошие зубы, он ни разу не обращался к дантисту, а сейчас явился за справкой о санации полости рта. Врач, взглянув пациенту в рот, удивленно покачала головой. У этого пожилого оказались идеальные зубы, без единой пломбы. Мужчина гордо улыбнулся, вернее, попытался улыбнуться своим широко открытым зевом. Но тут внимательная докторша все-таки обнаружила намечавшийся кариес и, не дав клиенту опомниться, включила бормашину. Подвергшись внезапному нападению, мужчина начал в панике биться в кресле, хватать мучительницу за колени и за бюст столь энергично, что врач отбросила сверло в сторону и принялась уговаривать страдальца потерпеть, быть мужественным, обращая, между прочим, его внимание на предыдущего пациента, продолжавшего сушить пломбу: «Вот, посмотрите, восемнадцать лет, ни одного целого зуба, и ничего! Живет!»

Все эти воспоминания увели мысли далеко от эротики, но он пригрелся, перестал ворочаться и действительно задремал. Вряд ли ему снилось что-нибудь приятное, поскольку, когда зазвонил будильник, мужчина проснулся в мрачном настроении, не помня, что видел во сне, в том числе забыв и свое банное приключение. Остался неприятный осадок от чего-то утерянного безвозвратно. Он связал это с убийственным звонком будильника, напоминавшим удар ножа в сердце. Будильник подарила на свадьбу младшая сестра. Такие огромные будильники советская промышленность выпускала из десятилетия в десятилетие, и их молоточки, безжалостно долбя по колокольчикам, будили трудовое население СССР во времена и Сталина, и Горбачева. В 97-м году можно было купить что-нибудь более продвинутое, если, конечно, не ставить перед собой цель поиздеваться над братом. Впрочем, на ноги чудовищный агрегат ставил мгновенно. Владелец сразу вылетал из кровати, стараясь как можно скорее прекратить безумный трезвон. Выключив будильник, Андрей Иванович Мирошкин, а именно так звали несостоявшегося любовника Кати Смирновой, опять лег под одеяло. Было шесть утра, он не любил собираться в спешке и поэтому ставил будильник на время за полтора часа до выхода. Удар будильника по сердцу был только первым сигналом к пробуждению. Минут через десять последовал второй — у соседей этажом выше электронный будильник заиграл «Светит месяц». Андрей Иванович скинул ноги с дивана и провел в таком состоянии еще минут пять.