День учителя - Страница 93

— Ладно, ладно, к чему это ты начал мое почти детство вспоминать? — голос Куприянова звучал примиряюще, ему, видно, было интересно. — А что ты скажешь про американцев? Они-то далеко от Китая.

— И там тоже пресыщение. Вот я одно время смотрел много американского кино. В их фантастике обязательно присутствует образ разрушения существующего вокруг них мира. Неважно, из-за чего это разрушение происходит — от инопланетян, монстров или терминаторов. Они на подсознательном уровне мечтают увидеть то, чего мы боимся, поскольку в русской истории подобные катаклизмы происходили неоднократно. А варвары… В США все держится на рабочих с других континентов. Кроме того, в Америке есть негры. Чем не варвары, которых становится все больше и больше и которые размывают их цивилизацию изнутри? Необязательно разрушителями должны выступать внешние силы.

— Тебе не кажется, что судить о перспективах США по продукции Голливуда не совсем правильно?

— Мне кажется, это также верно, как и предрекать крушение СССР по опечатке в энциклопедии.

Мирошкин был доволен тем, что «уел» однокурсника. Даже желудок отпустило! Куприянов молчал. Губы его кривились в знакомой усмешке, взгляд уперся в грудь девицы в смелом наряде, которая сидела за столиком позади Мирошкина. Но Андрей видел — его собеседник смотрит сквозь девичью плоть куда-то вдаль. Наконец Куприянов заговорил:

— Нет, меня такой прогноз не устраивает. И я не верю в то, что Россия обречена.

— Верю — не верю. Это, извини, Саня, из другой оперы. Твой прогноз о том, что нынешний режим продержится еще двадцать, если не тридцать, лет вообще ни в какие ворота…

— А я и не говорил, что он продержится двадцать лет. Я сказал, что революции не стоит ждать раньше, чем в следующем поколении. И это самое раннее — можем ведь и лет на семьдесят зависнуть! Глобальная смута при смене поколений не всегда случается. Но это не значит, что все так у нас и будет, как сейчас, еще двадцать лет.

— Так! У нас сегодня вечер прогнозов! И что же с нами будет в ближайшее десятилетие? — Происходящее Мирошкина забавляло.

— Все как обычно. Произойдет вытеснение детей перестройки новым поколением. Ну, назовем этот процесс «контрреволюцией», — тон Куприянова был серьезен, он произнес эту фразу, будучи, как видно, абсолютно уверен в том, о чем говорит.

— И кто же осуществит эту «контрреволюцию»?

— Ты не торопишься?

— Нет, минут двадцать у меня еще есть точно, — сказав это, Андрей Иванович прислушался к организму, подумав: «Не погорячился ли?» Но нет, газы не давили.

— Ну, что же, если тебе интересно, я расскажу, что думаю по этому поводу. У меня есть примерно столько же времени.

Сказав это, Куприянов отодвинул пустой стаканчик, посмотрел на часы, висевшие над входом в буфет, потом перевел взгляд на девицу в черном платье. Мирошкин понял, что на этот раз его собеседник смотрит именно на девушку. Судя по всему, она также смотрела на него. Затем он опять посмотрел на часы и обратился к Андрею Ивановичу. По первым услышанным фразам тому показалось, что речь Куприянова не дебют, где-то и кому-то он уже все это говорил. Уж больно четко Саня начал излагать.

— Ты, Андрюш, прекрасно знаешь, что я всегда ненавидел те изменения, которые происходят в нашей стране последние лет десять. И я долгое время ждал чего-то такого, к чему теперь стремятся Ходзицкий и ему подобные. Но несколько лет назад окончательно утвердился в мысли, что никакой революции у нас не будет. Лидеров нет, народ разложен и пассивен, у него нет иммунитета против мрази. Коммунисты к власти не придут, националисты — тоже. Да это и к лучшему. Распад России нам не нужен. Так что же дальше? Чем больше я наблюдал то, что творили с Россией Ельцин и компания, тем более устойчивая у меня возникала параллель между ними и большевиками 1917 года. По своей тяге к разрушению они действительно большевики. Мне иногда кажется, что независимо от того, под какими лозунгами подобные люди ставят свои общественные эксперименты, им всем присуща одна общая черта — в них сидит ген беспокойства, разрушения. Родись нынешние Чубайс, Немцов, Собчак, Старовойтова и прочие в начале века, они обязательно стали бы под красные знамена. Есть такой автор Григорий Климов, он считает людей подобного сорта одержимыми — бесами. Этим людям всегда хочется что-то разрушать. Часто это наследственное — ведь у всяких Лацисов и Гайдаров предки были ярые большевики. Говорят, и у Немцова дед — чекист. Действительно, что-то генетическое… И вот в семнадцатом году такие же большевики пришли к власти, разрушили государство, армию, флот, экономику, свели престиж России к нулю, превратили русских в людей второго сорта. Благородные белогвардейцы выступили против них, многие их поддержали, но они все равно проиграли — большинство пошло за большевиками. Они же обещали рай земной. И все погубили. Свалить большевиков наш народ не смог. Но после смерти Ленина и перерождения большевиков к власти пришел Сталин и под слегка скорректированными лозунгами восстановил страну и выполнил программу царской власти, победив немцев и японцев. И многие бывшие белогвардейцы примирились с Советской Россией. И сейчас, как ни крути, но большинство в силу разных причин поддерживает режим Ельцина. Психология у народа такая же, как и в семнадцатом, — вера в светлое, только теперь капиталистическое, будущее. И при этом до многих пока не дошло, что их обманули, так же как обманули народ большевики в Октябре 17-го.

В голосе Куприянова появилась «поясняющая» интонация: