День учителя - Страница 31

Аронов, щуплый брюнет с большим носом, зачем-то надевший галстук поверх белой рубашки, заправленной в джинсы, вышел к доске, поскрипывая кроссовками, и начал читать: «Мой прадедушка, Михаил Соломонович Аронов, родился в 1889 году в поселке Бобринец под Кременчугом. Его отец был простым портным. Это был второй брак прапрадедушки. У него было еще двое детей от первой жены, умершей молодой после тяжелой болезни, и четверо детей от брака с прапрабабушкой. Когда прадедушке исполнилось восемь лет, умерла его мать, моя прапрабабушка. Оставшись с шестью малолетними детьми на руках, прапрадедушка женился в третий раз, и новая жена родила ему еще семерых детей…» Андрей Иванович почувствовал, что он начал путаться в прапрадедушках и прапрабабушках Аронова и в их многочисленных детях. «Интересно, — подумал он, — а какая у прадедушки Аронова была фамилия? Аранович? Или просто какой-нибудь Арон? Что-то я начал изыскания в стиле Куприянова. А ведь мне после этого урока идти к Аронычу на «ковер». Ох, неприятно». Он задумался о своем и слушал доклад Аронова так, как слушают приглушенное радио, иногда фиксируя внимание на каких-то интересных деталях — их, честно говоря, было мало — а в основном воспринимая как фон. Юноша с чувством гордости и скорби, держа в руках стопку листочков, повествовал о нищем еврейском детстве своего прадедушки, которое прошло в Богом забытом местечке, звучали мудреные названия школ, в которых пытался учиться шестой ребенок сильно пьющего портного — «хедер», «талмуд-тора» — наконец заедавшая мальчика бедность толкнула его на уход из дома, нищенство, работу в мастерской по изготовлению коробок, а затем — наборщиком в типографии. Прадедушка Аронова начал читать нелегальную литературу, вступил в какой-то еврейский кружок социал-демократов, который затем влился в РСДРП, молодого марксиста, конечно же, посадили, выпустили, опять посадили, сослали, потом произошла Октябрьская революция, в Кременчуге победила новая власть, и «прадедушку назначили…» Далее в каждом новом предложении рассказа Аронова встречалась эта самая фраза: «прадедушку назначили». Продолжались эти назначения до тех пор, пока прадедушку наконец не сделали заместителем наркома социального обеспечения. На этой должности он задержался недолго, по мнению Миши Аронова, из-за антисемитизма Сталина. «Странно, а чего же они хотели? — думал Андрей Иванович обо всех этих повышениях Аронова-революционера. — Он даже в школе-то толком не учился». Мирошкин обвел глазами класс. На лицах ребят была написана откровенная скука. Катя Смирнова листала учебник. Андрей Иванович привычно ощупал глазами ее тело и взглянул на Аронова. Тот как раз подходил к обещанным в докладе «сталинским репрессиям», но, как выяснилось, замнаркома Аронова так и не посадили. Он пятнадцать лет прождал ареста, все эти годы держал приготовленные теплое белье, валенки и сухари, но за ним не пришли…

Андрею Ивановичу вспомнился его собственный дед, кстати, тезка Аронова-замминистра, если тот, конечно же, не был переделанным в Михаила Моисеем или Менделем. Михаил Сергеевич Нестеров, отец Ольги Михайловны, отсидел при Сталине как раз пятнадцать лет из тех двадцати, к которым его приговорила «тройка». Андрей его не знал. Дедушка Миша умер давно, когда внуку только исполнилось пять лет. Мать рассказывала, что, окончив сельскохозяйственное училище, ее отец был направлен в колхоз агрономом. Он сделал замечание одному из трактористов, работой которого был недоволен, — тот беспробудно пил. Этот мастеровой не растерялся и написал на агронома донос, который попал в руки следователя по фамилии Гуревич. Тот также не растерялся и решил повысить раскрываемость дел о вредительстве, в котором обвинили Михаила Сергеевича Нестерова. Гуревич, по описанию матери, которое она давала со слов своего отца, — здоровый, откормленный бугай — добивался признания, не стесняясь в средствах. Нестерову выбили зубы, раздавили одну из ладоней, с другой содрали ногги — сотрудники НКВД загоняли под них иголки и перестарались. Но упертый агроном ни в чем не признавался до тех пор, пока ему не пригрозили, что арестуют жену. Перед отправкой по этапу Михаилу Сергеевичу дали с ней свидание. Они поженились-то всего за год до ареста, по большой любви. Супруги обнялись на прощание, и бабушка, Лидия Васильевна, с ужасом ощутила, что седой, беззубый человек, в котором она поначалу не узнала своего Мишеньку, сунул ей под кофту тетрадь. Придя домой, она обнаружила, что тетрадные листы были исписаны кровью — тыкая иголкой в руку, Михаил Сергеевич написал жене всю правду о том, что с ним происходило после ареста. Лидия Васильевна начала «писать», «дошла» до Калинина, но все тщетно. Михаил Сергеевич все эти годы рубил лес. В возможность выжить не верилось. Когда однажды зимой его свалил с ног жар, он решил: это конец. Один из бараков в лагере бы специально отведен под трупы, которые там складировали до весны, а когда сходил снег, вывозили и закапывали в одну общую яму. В случае с Нестеровым решили не ждать кончины — он казался безнадежным. Его просто вынесли из лагерной больницы и еще живого сложили в штабель из мертвецов в том стращном бараке. Спас Михаила Сергеевича случай — в лагерь нагрянула прокурорская проверка, бабушка Лидия Васильевна была почему-то уверена, что проверяющие явились чуть ли не по распоряжению Калинина, который подержал-таки в руках ту страшную тетрадь. Женщина-прокурор заинтересовалась складом мертвецов и вошла в барак. Когда она проходила мимо Михаила Сергеевича, у него вывалилась в проход рука. Потрясенная прокурорша (ее фамилию Нестеров так и не узнал), поняв, что в штабели не все окостеневшие, велела разобрать страшную гору и вынуть из-под трупов живого заключенного. Михаила Сергеевича вернули в лазарет и на этот раз вылечили. Он вернулся к жене в 53-м, а через год у них родился их поздний и единственный ребенок — дочь Ольга. Жили они в небольшом городе за Уралом, куда и попал после окончания военного училища Иван Николаевич Мирошкин. Они познакомились с семнадцатилетней Ольгой Нестеровой на танцах, а когда ей исполнилось восемнадцать, поженились. Родился сын Андрей. Через несколько лет глава семейства получил назначение в Заболотск, в училище, которое когда-то заканчивал…