День учителя - Страница 13

Возле аптеки Мирошкин замедлил шаг. Работала только молочная кухня, треснувшие витрины аптеки, убранные решетками, были темны, на дверях висел замок. Было еще слишком рано, да и покупать он ничего не собирался. В аптеку Андрей Иванович заходил лишь за презервативами, но их сексуальная жизнь с Ириной текла столь размеренно, что бывал он здесь редко. Лишь однажды Андрей Иванович зашел по другому поводу — купить «Алкозельцер». Это случилось на другой день после свадьбы, на которой они с женой так перепились какого-то левого шампанского с богатыми этикетками, что утром не могли оторвать головы от подушек. Бледно-зеленый молодой супруг все-таки преодолел слабость и выбрался тогда из дома в аптеку. За прилавком стояла красивая девушка в белом халате. Возможно, впрочем, она не была очень красива, и от нее веяло ПТУ, но эта высокая, грудастая, темноволосая кобыла все равно взволновала воображение Мирошкина. Ему даже показалось, что она также смотрит на него с интересом. И он остро ощутил, что, женившись, поставил на своей жизни жирный крест. В следующий раз Андрей Иванович явился в аптеку через месяц, вырядившись как на свадьбу. Девушки не было. Судя по всему, за несколько недель она нашла себе гораздо лучшее применение, чем отпускать страждущим антипохмельные и контрацептические средства. Это было давно, но каждый раз, когда Андрей Иванович проходил мимо аптеки, его охватывали всякие неопределенные мечты, нападала необъяснимая грусть, и он всегда притормаживал. «Эх, рано я женился», — неизменно проносилось в голове. И каждый раз, отходя от аптечной витрины, Мирошкин знал, что эта утренняя остановка будет иметь для него одни и те же последствия — оттолкнувшись от воспоминаний о красотке в белом халате, он примется перебирать в памяти женщин, которые прошли через его жизнь, каждый раз недоумевая, как нескладно все у него в этой жизни вышло.

У самого поворота на «дорогу жизни» Мирошкина ждал еще один объект, навевающий мысли о безвозвратно утерянном. То был пень. Еще летом на этом месте стояло дерево. В дневное время ничего в нем особенного не было — обычный клен. Но ранним утром и вечером, когда Мирошкин и проходил-то мимо него, клен преображался. Он рос прямо под фонарем и поэтому, когда на дерево падал свет, оно казалось золотым. Дерево горело золотом и осенью, и летом — независимо от цвета его листьев, и даже зимой, когда желтый свет заливал голые ветви. Отправляясь утром в школу или библиотеку, возвращаясь вечером домой, Андрей Иванович бессознательно стремился скорее дойти до «золотого дерева», чтобы еще раз увидеть эту красоту, казавшуюся ему главной достопримечательностью улицы Красного Маяка. «Золотое дерево» погибло, как и другие пятьдесят тысяч берез и осин, но в большинстве все-таки кленов и тополей, во время страшного урагана, который пронесся над Москвой в субботу 20 июня 1998 года. Андрей Иванович очень хорошо запомнил дату, поскольку считал этот день поворотным в своей жизни. Весь июнь стояла страшная жара, несколько недель столбик термометра не опускался ниже тридцати градусов. В тот день он, как всегда, работал за компьютером, заканчивая текст диссертации. Компьютер был куплен прошлой осенью, перед тем как соискатель приступил к написанию окончательного варианта своего труда…

Впрочем, тут необходимо дать некоторые пояснения. Еще на первом курсе истфака педуна, под влиянием лекций профессора Нины Александровны Плещеевой, Андрей Мирошкин увлекся историей русского XVII века. Ему удалось попасть в число учеников Нины Александровны, что, по мнению многих, было прямой дорогой к защите диссертации. Требовательная Плещеева, заставляя своих питомцев работать за троих, в то же самое время пестовала их, как наседка цыплят, и неизменно выводила в кандидаты наук. «Для достижения успеха, — учила профессор, — необходимо полное погружение в эпоху. Ничего, кроме научной проблемы, не должно вас интересовать. Приведу один забавный случай, произошедший со мной в аспирантские годы. Выхожу я как-то из Центрального государственного архива древних актов, иду по улице, за день так зачиталась — ничего вокруг не вижу. Вдруг слышу — Духовой оркестр играет. Там рядом парк. А я иду и думаю: «Откуда оркестр в семнадцатом веке? Ведь в семнадцатом веке не было духовых оркестров? Вот так!» Андрей и был готов на самопожертвование, правда, в разумных пределах. К концу третьего курса, изрядно пометавшись, Мирошкин наконец остановил свой выбор на любопытном эпизоде из Смутного времени. Царь Борис Годунов, желавший выдать свою дочь-красавицу Ксению за какого-нибудь иностранного принца, подыскал наконец подходящую кандидатуру. Его избранником стал шведский принц Густав, изгнанный из своей страны в результате борьбы за власть и живший в Италии. Молодого человека сманили в Москву, дали ему во владение Калугу с тремя небольшими городами в придачу. Густав думал, что Годунов поможет ему в борьбе за возвращение родительского престола, чтобы затем опереться на Швецию в дипломатических играх против Польши, но знатному изгнаннику предложили стать зятем русского царя. Сделка не состоялась — упорный шведский принц отказался перейти в православие. Кроме того, в дело вмешались чувства — у Густава была любовница, женщина изумительной красоты, которую он не захотел бросить. Обидевшийся царь Борис Федорович лишил принца Калуги и загнал в менее престижный Углич. В ходе начавшейся вскоре Смуты принц несколько раз был на краю гибели, сменявшиеся цари то сажали его под замок, то наделяли владениями. Из Углича его перевели в Ярославль, потом Густав оказался в Кашине, где он и умер, так и не сумев выбраться из России. История иностранного принца, обреченного жить в России, окруженного чужими ему, в основном враждебными людьми, оказавшегося в эпицентре бури и избравшего для себя роль неучастия в событиях, роль наблюдателя, отдавшегося на волю бушующей стихии, — эта история показалась повзрослевшему Мирошкину близкой. Вокруг молодого человека бушевали смутные 90-е, и каждый день по телевизору рассказывали про разных малосимпатичных героев его времени, которые запросто ломали жизни похожим на него интеллигентам. Несколько лет — студенческих и аспирантских — Андрей Иванович просидел в Исторической библиотеке и архиве древних актов, ломая глаза над материалами, написанными скорописью XVII века. Ему удалось собрать достаточное количество источников, содержащих информацию о Густаве, — донесения угличских властей, правительственные акты, повесть о принце, предположительно написанную русским служилым человеком, приставленным московскими властями к знатному иностранцу, показания польских наемников, английские газеты, записанные в XIX веке устные народные предания, одну историческую песню, отрывки из медицинского трактата, возможно, написанного самим принцем, спорную повесть XVII века о разбойнике, наставленном на путь истинный «чудным дюком свейским» и в результате принявшим участие в ополчении Минина и Пожарского (выявление ее редакций и доказательство достоверности сообщаемых в повести данных Мирошкин считал настоящей жемчужиной своего исследования). Были установлены точная дата смерти принца и имя его загадочной любовницы. За год до предполагаемой защиты сбор материалов подошел к завершению. Андрея несколько смущало, что его труд освещает только русский этап в жизни Густава и им совершенно не привлекались шведские источники. Произошло это потому, что соискатель не знал ни шведского, ни латыни. Но Нина Александровна отмела все сомнения заробевшего было ученика: «На диссертацию у вас, Андрюша, материала хватит. Что касается шведских источников — оставьте себе перспективу на будущее. На этих материалах можно и докторскую сделать». Перспективы захватили Андрея. Докторская! Монография! И наверное, не одна. А там, глядишь, и в Швецию позовут…