День учителя - Страница 122

122

Его забавляла неожиданная смена отношения к Насте. Но эта забава, казалось, не стоила той сотни тысяч, которую Мирошкин угрохал за этот вечер. Нет, страдать больше по этой «куриной жопке» он не будет. Почему именно это определение он придумал для Костюк, Мирошкин вряд ли мог пояснить. Даже волос у нее как-то меньше стало! Настя почувствовала в нем перемену, это ее удивило и раздосадовало. Ах, даже если она разочаруется в том мужике, то все равно не захочет возвращаться к нему, Мирошкину?! Ну и черт с ней! Проводив Костюк домой, Андрей помчался к метро. Нет, избавление от иллюзий стоит ста тысяч и убитого вечера. Хотя почему убитого? Вот их сколько кругом симпатичных — с нормальной психикой и пропиской. Андрей даже «на пробу» познакомился в метро с красивой, как ему показалось, девушкой Леной, проводил домой по каким-то мрачным улицам близ «Водного стадиона», и хотя от продолжения общения она отказалась, вдруг вспомнив, что у нее есть жених, настроение у Мирошкина еще более улучшилось. Какая эта Лена хитрюга! Ей просто страшно было идти от метро! Ну, да ладно! Будут у него еще такие Лены.

Но все-таки, когда вечером следующего дня Нина Ивановна позвала его к телефону, сообщив, что ему звонит «та же девушка», Андрей, схватив трубку, почему-то произнес в нее: «Алло! Настя? Привет».

— Привет, привет. Только это не Настя, а Ира, — в голосе Завьяловой слышался горький сарказм.

— Ой, Ир, извини, привет. Давно не виделись.

— Да уж. Совсем перестал заходить. Насти какие-то появились?

— Заработался, замотался.

— Да-да… Как на работе? Дети не достают?

— Да нет, ничего. Спасибо.

— Не за что! Кстати, на следующей неделе в среду можешь зайти в главный корпус и получить деньги за летние месяцы.

— Ой, спасибо. Как раз вовремя. А то у меня совсем…

— Конечно, «совсем»! Всякие Насти стоят недешево.

Они попрощались. Андрей был смущен: «И почему я такой дурак? Сразу Настю начал звать. Что она подумает?» В голову пришло, что, как и Костюк, Завьялова — выгодная невеста и опять же соседка академика Поморцева. И, самое интересное, зная его реальное положение, все равно атакует! Значит, не надо будет перед ней «пыжиться», она готова довольствоваться малым. И чего он в самом деле? Андрей вспомнил Завьялову на вручении дипломов и вдруг остро понял, что нет у него теперь ни Костюк, ни Ларисы, ни даже Серковой. Одна Завьялова! Ну, Серкову, положим, можно и вернуть. Генеральский сын может позволить себе такое свинство, она проглотит, но к чему? Мирошкин вспомнил убожество условий, в которых выживала приехавшая покорять Москву девушка. «Еще неизвестно, что у нее там в Туве было. А этот урод-фотограф… Бросила все, в Москву примчалась. Тут же под художника легла. На очереди явно Владимир Николаевич. Шалашовка. Еще заразит чем-нибудь». Страх, почти забытый за время напряженной подготовки в аспирантуру и на сто процентов «безопасного» секса с Костюк, вылез откуда-то из глубин подсознания. «Ох, Лаврова, Лаврова! Зачем я связался с ней!» Телефонный звонок прервал его страшные фантазии.

— Это опять я! Если тебе и вправду очень нужны деньги, я могу позвонить — получишь в понедельник.

— Да нет, Ир, спасибо, обойдусь. Все не так плохо.

— Ну, как знаешь.

Она замолчала. Мирошкин лихорадочно соображал: «Чего она ждет? Она уже давно ждет этого… Попрощаться? Но почему не попробовать? Папа из ЦК, академик Поморцев, те же сиськи и ляжки… Ну, будет у меня третья Ира, что же теперь… Любви, что ли, какой-то неземной дожидаться? Это, похоже, не про меня». Он принял решение.

— Я вот тут долго думал… Не знаю, как ты к этому отнесешься? Ну, после того случая. Летом… В общем, до понедельника еще долго, а впереди выходные. Что ты на них будешь делать?

— Еще не знаю. Особых планов пока не было, — в голосе девушки слышался нерв.

— А что если нам встретиться?

— Ты меня приглашаешь?

— Да.

— А куда?

— Можем сходить в кино. Я слышал в Доме Ханжонкова идет новый фильм Данелии.

— Ну что ж, давай сходим…

Так Андрей сделал шаг, определивший его последующую жизнь.

* * *

На кафедре Богомоловой уже не оказалось. Мирошкин застал только Виталия Александровича Ланина — того доцента, за которым в прошлом году вел семинары. У Ланина были какие-то серьезные проблемы с ногами, передвигался он с трудом, опираясь на костыль, и потому в дни занятий его приводила на работу утром и забирала вечером жена — женщина, внешне совершенно ему не подходившая, по лицу и фигуре которой явно читалось, что она всю жизнь занималась физическим трудом. Андрей Иванович почему-то думал, что она маляр, но почему, не мог объяснить. Ланин приветливо улыбнулся коллеге и, не вставая с места, пожал подошедшему Мирошкину руку. Он был занят — перед Виталием Александровичем восседал толстый армянин лет пятидесяти и со страстью убеждал в чем-то доцента.

— Вы понимаете, Нурик ходит на все занятия, старается, читает, но ничего не может запомнить, — все это было сказано с сильным акцентом.

— Значит, плохо старается! У вашего сына очень своеобразное отношение к учебе. Он действительно приходил ко мне на все лекции, и я его хорошо запомнил, потому что, посидев на них минут десять, он вставал, уходил в коридор и больше не возвращался. — Ланин, казалось, был сама благожелательность.

— Может быть, он в туалет хотел?! Ой, простите. Я с ним поговорю. Я вас прошу — ну, хотя бы тройку!

— Нет.

— А если так: вы ему дадите заранее вопросы, он их подготовит, придет и ответит?

— И этот вариант не подходит! У нас вуз, а не лесная школа. — Ланин начинал нервничать. — Для того чтобы получить «удовлетворительно», ваш сын должен знать что-то по каждому вопросу или хотя бы по большей части вопросов.

122